Спасатель. Серые волки - Страница 112

К оглавлению

112

– Знаю, что надоел. Мы оба тебе надоели, причем уже давно. Это ж ежу понятно: целое лучше, чем треть. По крайности, если говорить не о тюремном сроке, а о бабках.

– Я же говорю: дурак, – сказал Беглов и начал вынимать из-под лацкана руку.

Пистолет с длинным глушителем наполовину вышел из висевшей под пиджаком наплечной кобуры, на солнце тускло блеснул вороненый металл. И в это мгновение генерал Макаров вдруг сделал то, чего не ожидал ни Илья Григорьевич, ни наблюдавший за этой сценой из кроны старого дуба снайпер: изловчившись, сильно и точно рубанул Беглова топором по коленной чашечке.

Поскольку, занимаясь колкой дров, генерал не работал, а развлекался, в руке у него был не колун, а обычный трехкилограммовый топор. Чтобы расколоть полено, особой остроты лезвия не требуется – в этом деле она скорее помеха, чем подспорье. Но его превосходительство любил, чтобы бронза сверкала, оружейная сталь лоснилась от смазки, а о рабочие кромки режущих инструментов можно было поранить даже взгляд. Потакая этой прихоти, один из обслуживающих Василия Андреевича солдат периодически точил все, сколько их было в хозяйстве, ножи и топоры, доводя их до милого генеральскому сердцу состояния идеальной бритвенной остроты.

Тяжелое тусклое лезвие, почти не встретив сопротивления, в мгновение ока рассекло ткань брючины и кожу, перерезало сухожилие и с глухим стуком вонзилось в сустав, с почти хирургической точностью вклинившись между головками бедренной и обеих берцовых костей. Неудобная позиция, из которой был нанесен удар, ослабила его силу, и только поэтому левая нога депутата Беглова осталась на месте, а не отлетела в сторону. Впрочем, в данном случае эта мелочь не играла существенной роли: в конце концов, «доблестный д\'Артаньян» сражался за жизнь, а не пытался аккуратно разделать «храброго Портоса» с целью розничной весовой продажи в мясном павильоне ближайшего продуктового рынка.

В первое мгновение после удара Беглов даже не почувствовал боли – настолько острым было искалечившее его лезвие. Но этот миг шоковой анестезии длился недолго. Боль пришла вместе с прихлынувшей к рассеченным тканям кровью и была такой чудовищно сильной, что от вопля народного избранника даже у засевшего на дубе в сотне метров от места схватки «Мистера Проппера» волосы встали дыбом по всему телу.

Не переставая нечленораздельно вопить, Беглов опрокинулся на спину, скорчился и принялся кататься по земле, охватив ладонями изуродованное, фонтанирующее кровью колено. Пистолет с глушителем отлетел в сторону, безобидно поблескивая среди травы и березовых щепок в полуметре от колоды. Но генерал не обратил на него внимания: неуклюже поднявшись на одно колено, он снова замахнулся топором и, сильно подавшись вперед, нанес другу детства еще один удар. Лезвие топора наискосок рассекло бедро; Беглов ответил на это новым звериным криком и попытался откатиться в сторону. Но Макаров уже был на ногах; окровавленный топор взлетел и опустился, со зловещим шелестом рассекая воздух, а потом с отвратительным мокрым хрустом, как в бревно, врубился в поясницу депутата.

«Мистер Проппер» оторвался от прицела и, хотя до этой минуты искренне считал себя пусть подверженным суевериям, но все-таки атеистом, истово, с чувством перекрестился. Наблюдаемая сцена была позабористее «Техасской резни бензопилой», и самое жуткое в ней было то, что происходила она не на экране телевизора, а наяву.

Для успокоения нервов он попил воды, а когда снова заглянул в прицел, побоище – вернее сказать, зверское убийство – уже вплотную приблизилось к финалу. Лежащее в траве бесформенное, продолговатое, изрубленное вдоль и поперек, покрытое кровавыми лохмотьями нечто больше не подавало признаков жизни. Генерал Макаров, широко расставив ноги, стоял над ним в позе дровосека и раз за разом размеренно, как механическая фигурка на старинных башенных часах, бил топором по превращенной в кровавое месиво голове. Он был с головы до ног забрызган красным и действительно смахивал на персонаж дешевого фильма ужасов, особенно если смотреть на него в позволяющий разглядеть массу явно излишних, чересчур натуралистических деталей телескопический прицел.

Наконец его превосходительство запыхался, опустил скользкий от крови топор и выпрямился, переводя дух и мало-помалу начиная осознавать, что классики марксизма-ленинизма не соврали: история развивается по спирали. На каждом новом витке этой спирали события повторяются, но уже в ином, большем масштабе. Помнится, точно так же он стоял с топором в опущенной руке над трупом старого монаха. Теперь вместо козлобородого старикашки перед ним лежал Бегунок, изрубленный так, что в этой груде перемешанного с кровавым тряпьем мясного фарша его не узнала бы и родная мать, дворничиха тетя Рая. «Что ж, подумал Василий Андреевич, – поделом вору мука: эта растянувшаяся на десятилетия поганая история началась с Бегунка и на нем же кончилась. Кончилась, как начиналась – кроваво, грязно и страшно».

«Ну, и хрен с вами со всеми, – мысленно напутствовал он друзей-мушкетеров. – Вася-Кот у вас вечно ходил в дураках, а поглядите-ка, что вышло! Если вы такие умные, что ж тогда такие мертвые-то, а?»

Он открыл рот, чтобы произнести это вслух, и в это мгновение остроносая винтовочная пуля, стремительно и беззвучно пронзив пространство, ударила его почти точно в середину лба, вместе с фонтаном кровавых брызг, осколков кости и комочков мозгового вещества выйдя наружу через затылок. Топор выскользнул из разжавшихся пальцев и с глухим «туп!» ударился обухом о землю, колени подломились, и генерал-полковник Макаров упал ничком, накрыв своим телом труп друга детства Ильи Беглова по кличке Бегунок.

112